Давнее утверждение основателя ЛДПР Владимира Жириновского о том, что украинцев и русских обязательно «столкнут лбами», сбылось два года назад. Многие из нас тогда не верили, ведь мы же братские народы. Но из братьев за десятилетие часть украинцев стали нацистами. Почему наши бойцы не берут их в плен, зачем на фронте нужен генерал-Армагеддон Сергей Суровикин и скоро ли закончится СВО, «ФедералПресс» рассказал доброволец, командир роты штурмового батальона «Сомали» Асиф Вели Оглы Фаттаев.
Вы прошли несколько военных кампаний. Чем от них отличается спецоперация на Украине?
— Что в Чечне, что в Сирии, что в Афгане такой войны не было. Воевал мужик против мужика. Там никогда женщин и детей живыми щитами не ставили. Воевали с террористами, моджахедами, а тут совсем другое.
В километре от Донецка есть населенный пункт Пески, этот город я первым штурмовал со своими ребятами. Там население русское. Начинаешь готовиться к атаке, и тут выходят перед тобой бабушки старые… Как по ним стрелять? Я не вижу тогда смысла нашего нахождения там. Мы же зашли туда, чтобы их спасти от геноцида, а если мы сами будем стрелять, то какая разница между нами и нацистами? Никакой.
В первое время были большие потери [с нашей стороны] как раз из-за того, что нацисты прикрывались мирным населением, а сзади стреляли по нам, потому что знали, что мы стрелять не будем.
От этой бойни мне самому страшно, когда «нацики» добивают раненых, отрезают конечности. Я сам видел это своими глазами в Мариуполе. Такой страшной войны не было. Но осталось немного. Скоро и остальные населенные пункты освободим. Сейчас успеваем вывести людей. Раньше не могли, потому что большие территории занимали националисты, нацбатальоны не давали людям выходить, а сейчас с разных сторон наши штурмовые батальоны. Это дает возможность людей предупредить, даже есть спецсвязь, по которой можем передать украинским солдатам, что если кто-то хочет сдаться, можем вывести.
Действительно ли украинские военные специально сдаются нашим войскам, чтобы остаться в живых?
— В 2022 году, когда еще не было объявлено об СВО, я поехал в Донецк добровольцем. Я думал, что там на самом деле одни фашисты. В первом бою на Азовстали мы с ребятами брали пленных. Я только тогда узнал, что есть ВСУ, мобилизованные, которых силой заставляют воевать под угрозой вреда семье, близким, и есть тероборона: нацисты, бандеровцы и фашисты. Я для себя тогда сделал вывод, что вэсэушников мы не трогаем, отдаем военной прокуратуре, контразведке. А фашистов – нет. Это надо видеть кадры, что они творили с мирным населением в Мариуполе, как детей убивали и насиловали, нужно просто было видеть эту картину…
Тогда появляется смысл воевать?
— Появляется желание уничтожать их. Я вот что скажу: некоторые беженцы, которые у нас находятся сейчас, это посланцы нацистов. Информацию они сливают туда. В Белгороде мы много раз говорили, что беженцы указывают места, и тероборона бьет именно по этим объектам.
Помните, в прошлом году в Нижнем Тагиле взяли диверсионную группу из 17 человек, которая планировала взрыв на Уралвагонзаводе, где танки производят? Кто-то же им дал точную информацию, где этот цех находится, где башни устанавливают, где гусеницы. Это потом выяснилось, что беженцы, которые к нам приехали, устроились на работу.
Молодые украинцы категорически не признают Россию?
— Луганск и Донецк – они с Россией однозначно. Когда принимали ДНР и ЛНР в состав России, я в госпитале лежал там, люди прямо плакали от радости. Но Запорожье и Херсон – это уже другое. Там половина русские, половина на стороне Украины. Когда по указу президента Владимира Путина отводили войска, мы в тот момент стояли рядом с Украиной, но мы опять же доверились западным политикам, что будут переговоры. И что? Мы сделали первый шаг, отвели войска и… получили Бучу! Там ни одного убитого не было. Зато они показывали тела, которые валяются по асфальту. Это, скажем так, такая трудная работа. Разум людей впутывают в политическую идеологию. Всеми силами насаждают, что мы такие плохие.
Я до сих пор на каждой встрече говорю, что зря мы смеялись над [создателем ЛДПР Владимиром] Жириновским. Он точно, с разницей в два месяца, сказал, когда начнется конфликт с Украиной. Никто ему не верил. А он говорил, что украинцы никогда нашими братьями не были и не будут. Мы рано или поздно с ними лбами столкнемся. Я там сам лично увидел такую ненависть к русским. А что мы им сделали? Мне это непонятно.
Обычно, когда брал пленных, с ними разговаривал, чтобы получить первую информацию, кто против нас стоит, какая численность, вооружение. Начинаем разговаривать. Это простые люди, те же самые шахтеры, они рассказывают, что в течение 20–15 лет им в голову долбили, что русские такие-сякие. Эту идеологию пропагандируют в школах, садиках. Получается, что за эти годы мы получили то поколение, которое с нами воюет.
Вы встречались глаза в глаза с врагом…
— Я в последнем бою своих земляков-наемников брал в плен. Был вечер, а утром мы должны были штурмовать позиции. Когда сидели в окопах, слышу музыку и слова – это мой язык, азербайджанский. Думаю, откуда тут такая музыка? Мужики поют. Я не выдержал, крикнул, кто поет такую песню? Слово за слово поговорили, перешли на азербайджанский язык. Я им на родном языке говорю: вам умирать-то охота? Они говорят: «Нет». Так может, сдадитесь? Мы все равно вас завтра уничтожим. Они отвечают: если мы сейчас выйдем из окопов, нас свои же сзади в спину расстреляют… В итоге мы их вывели ночью. Они мне потом рассказывали, что шли воевать, потому что их пугали, что убьют жен и детей, которые живут на Украине. Таких моментов очень много, касающихся именно вэсэушников, но не нацистов. С ними даже разговаривать не надо.
А как отличаете нациста от бойца ВСУ?
— Обмундирование, шевроны специальные. У обычных солдат, как и в российской армии, шеврон знамени и инициалы. А у них кресты, черепа, фото Бандеры. Они когда снимают одежду, видно их специфические татуировки. Я их даже в плен не брал.
Вот мы азовцев сдали, а потом передали их Турции по мирному соглашению с условием, что они сюда больше не приедут. А что Турция сделала? Она вернула их на родину. Они снова воюют против нас. Надо было тогда их уничтожать.
Российских ребят, которых забрали на СВО по мобилизации, их на фронте берегут?
— Мобилизованных я видел только в Луганске. Может, я ошибусь, наверное, так не везде, но опытные штурмовые батальоны не дают мобилизованным идти вперед. У «мобиков» (так мобилизованных называют на фронте. – Прим. ред.), нет опыта. Штурмовые батальоны – «Урал», «Сомали», «Ахмат», «Пятнашка» – они им не дают участвовать в штурмах и зачистках. Когда есть эвакуационная необходимость, вот тогда мобиков используют, чтобы вытащить раненных и убитых.
У нас было несколько случаев, что мобилизованные после окончания срока автоматически подписывали контракт и оставались, потому что видели, как воюют штурмовые батальоны. Там нет такого, что я командир, офицер, а ты солдат. Мой командир ни разу на солдата матом не кричал. Хотя в бою матерился. Всегда говорил: «Российская армия без мата, что солдат без автомата. Но не дай бог услышу, что кричите на солдата – голову вам оторву, нас ведут вперед только наши солдаты, а не мы их». Отношение как в одной большой семье.
Как считаете, когда закончится СВО?
— Я не знаю, это в первую очередь политика. Мое мнение, если был бы приказ, был бы на линии огня [генерал армии Сергей] Суровикин, мы бы до Нового года все бы уже взяли. Дай бог, чтобы его вернули.
То есть Вам нужен Суровикин и приказ?
— Да. Суровикин очень опытный, ответственный генерал, единственный генерал, который всегда принимал правильное решение, несмотря ни на какие приказы. Он берег солдат и ценил офицеров. Вернется он, тогда мы победим сразу, это однозначно.
Цель дойти до Киева или поставить крепкую оборону на новой границе России?
— Изначально, когда начиналась СВО, можно было подумать, что нужно взять Одессу, последний порт Украины. Но сейчас политическая ситуация совсем другая: Польша хочет Львов, Румыния хочет Полтаву, их поддерживают Евросоюз и НАТО. Если они пойдут на это, то мы опять получаем на своей границе натовские базы. Нам это не надо. Мы из-за этого и начали СВО, чтобы отогнать их. Поэтому я не исключаю, что Украина, может, и не основная наша задача. Поляки, что и украинцы, ненавидят русских, но с поляками мы так воевать уже не будем, как с украинцами. Просто поляков будем уничтожать.
Дроны изменили подход к боевым действиям?
— Когда началась СВО, кто предполагал, что будет такая война дронов? Я пошел в атаку, смотрю, надо мной летит какая-то маленькая штука. Потом мне объяснили, что это дрон-разведчик, а есть еще дроны-камикадзе. На себе почувствовал, когда мне камикадзе прямо на голову бросил снаряд, подумать только успел: ничего себе. Я с кем воюю-то? Как в фильме «Звездные войны».
Фото: ФедералПресс / Нина Калинина
Спецоперация